Дети против волшебников - Страница 52

Сзади хлопнуло по брезенту: кадет Царицын, ряженный медведем, приземлился более удачно, на четыре конечности. Сразу выхватил нож, воткнул в брезент и — заскрипел зубами, пытаясь прорезать толстую ткань.

— Давай лучше я! — Петруша перехватил рукоятку, надавил что есть силы. Ткань послушно затрещала.

Иван первым соскочил в дырку. Тихогромов распахнул рваные края брезента, глянул вниз: ничего не видать, темнота. Грузовик, громыхая и коптя, пошёл на поворот по горному серпантину — и Петрушу потащило вбок. Ноги безудержно заскользили по брезенту, ладони обожгло — и кадет Тихогромов… упал.

Каким-то чудом, уже в полёте, ухватил трепещущий край разрезанного брезента — и скользнул не на дорогу, а внутрь кузова. Правда, головой вниз…

По счастью, Петруша приземлился на какие-то мягкие бурдюки, заботливо постеленные прямо в месте падения.

— Брат… — простонали бурдюки голосом Ивана Царицына. — Слезь с меня, пожалуйста. Быстро, а то по шее дам.

Ваня, потирая отбитые колени, выкарабкался из-под смущённого Тихогромыча и нащупал фонарик на поясе. Жёлтый луч метнулся по разноцветным ящикам и коробкам, упал Петруше на грудь.

— Ты жив, брат? — спросил Ваня.

— Не волнуйся, Ванюша, я в полном порядке, — поспешно сказал Тихогромов, пряча за спину лезвие. Только теперь Петруша осознал, что спрыгнул на драгоценного друга с обнажённым ножом в руке.

Машину сильно качнуло, отовсюду заскрипели, закряхтели деревянные ящики.

— Гляди-ка, — хихикнул Ваня, скользя лучиком по красной штампованной надписи на одном из контейнеров, — лучший гаванский табак. Во повезло, брат. Жаль, что мы с тобой не курим.

— А сгущёнки нет у них? — осведомился Петруша. — Дайка фонарик, я погляжу…

Сгущёнки не было. Зато много было такого, от чего у мальчишек то глаза вылезали из орбит, то брови вставали дыбом, а то и слёзы на глаза наворачивались. В одном из ящиков обнаружилось с десяток сушёных обезьяньих голов: маленькие, зелёные и вонючие, с вшивыми длинными волосами. В бочке плавали в вязком растворе маринованные медузы. Чёрный ящик с зелёными буквами таил в себе тысячу мёртвых летучих мышей — чёрненьких, бархатистых, с тщательно проглаженными крылышками. На каждой твари виднелась товарная бирка со штрих-кодом.

Пластиковые челюсти и ритуальные маски людоедского племени, резиновые макеты носорожьего кала и целые россыпи стеклянных глаз, связки копчёных змей, гроздья высушенных кошачьих желудков, жестяные банки с надписями вроде «сушёная печень гадюки» и «экстракт сиамской кошачьей слюны»… Какой только дряни не везли в замок Мерлина!

— Во! Громыч, гляди-ка, оружие нашлось! — рассмеялся Ваня, доставая из контейнера тяжеленный обсидиановый топор древних ацтеков с какими-то сушёными кишками, намотанными на рукоять.

— Нет! — Петруша испуганно бросился к другу, вырвал топорик и бросил обратно, на гору таких же чёрных кинжалов и наконечников. — Не трогай ты всякую гадость, Ванюша. И так понятно, что нормальной сгущёнки у них нету и быть не может.

— Вот последний ящик остался, — хмыкнул Царицын. — Будем вскрывать?

— А что написано? — устало поинтересовался Тихогромов.

— Видать, по-латыни: «скорпиа вульгата дегидрата». Ладно, давай откроем. Вдруг что-нибудь съедобное.

Лезвием ножа поддели крышку, доски затрещали… Машину качнуло, из ящика наружу хлынули… скорпионы! Сотни, тысячи бледно-жёлтых, золотисто-песочных, омерзительных и страшных, с шелестящими лапками и трескучими ядовитыми хвостами!

— Бежим, брат! — пискнул Петруша, кидаясь в сторону и обрушивая разом штук пять ящиков с табаком.

— Постой… — Ваня осторожно разглядывал гадость, желтевшую в дрожащем круге света. — Дохлые, что ли? Тоже, небось, сушёные.

Он наступил ногой, раздался хруст.

— Ванюш, закрой, пожалуйста, крышку, — попросил Петруша. — Если среди них хоть один живой остался, будет очень-очень неприятно.

— Не бойся, Громыч, они все сушёные! — ухмыльнулся Ваня, но крышку закрыл.

Тут раздался скрип тормозов, и кадеты поняли, что фура снова останавливается. Ваня подскочил к борту, сделал небольшой разрез ножом, прильнул внимательным глазом: ага, дорога сделалась шире, появились фонари… Судя по шуму и запаху выхлопа, где-то неподалёку стоят другие машины. Вот и голоса послышались, шлёпанье ног по мокрому асфальту, бормотание радиопередатчиков:

— Tango, Tango. Box forty-five, aquired. Boxforty-five.

— Пропускной пункт, — шепотом сказал Ваня. — Давай прятаться, враг идёт искать.

— Где хорониться-то будем?

— Пусть каждый выберет себе ящик по вкусу, — ответил Царицын. — Ты, если хочешь, в бочку с медузами полезай. А я вот, например, уже давно чучелами интересуюсь.

Он протиснулся в дальний конец фургона — туда, где стояли обмотанные полиэтиленовой плёнкой чучела: волк, лиса и кабан.

— По-моему, в этой коллекции не хватает медведя, — задумчиво сказал Ваня. — Хорошо, что в берлоге я успел переодеться. Согласись, брат, что чучело сербского лётчика могло бы вызвать у волшебников некоторые вопросы, — добавил он, надвигая на голову медвежью башку и прилаживая её так, чтобы через оскаленную пасть можно было видеть окружающий мир. Визгнул молнией, повернулся.

— Ну как я тебе? Похож на чучело?

— Какое же ты чучело? Очень даже опрятно выглядишь, — улыбнулся вежливый Тихогромов..

— М-да? Жаль, — грустно сказал Ваня. — Тогда прилепи-ка мне, пожалуйста, вот эту бирочку на спину.

Петруша как раз успел замотать Царицына в полиэтилен, когда совсем близко раздались резкие голоса, потом звонкий стук — точно об асфальт брякнул приклад карабина.